А. А. Васильева

ПЕТЕРБУРГ В ТВОРЧЕСТВЕ А. Ф. Зубова и М. И. Махаева:
КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

ОПУБЛИКОВАНО В: Вторые Лупповские чтения: Доклады и сообщения. Санкт-Петербург, 12 мая 2005 г. / сост. П.И. Хотеев, отв. ред. В.П. Леонов, П.И. Хотев. — М.: Наука, 2006. — С. 143-157.

 

Изображения Петербурга первой половины XVIIIвека ценны для историков, культурологов и искусствоведов, поскольку позволяют судить как о размахе строительства и особенностях первоначального архитектурного облика города, так и об исчезнувших чертах городской жизни той поры[1]. В книге С. П. Луппова "История строительства Петербурга в первой четверти XVIIIвека" есть неоднократные ссылки на гравюры А. Ф. Зубова и гравюры по рисункам его последователя М. И. Махаева как на документальный иллюстративный материал[2]. Гравюры того времени выступали важнейшими историческими свидетельствами эпохи: многие из работ А. Ф. Зубова иллюстрировали подлинные документы, описания реальных событий — "юрналы", а двенадцать городских видов М.И. Махаева дополняли масштабный "План столичного города Санкт-Петербурга" (1753 г.).

Известна полемика ученых о точности изображения города в произведениях А. Ф. Зубова и М. И. Махаева. При изучении этих гравюр не следует упускать из виду, что ведуты [3] Петербурга в значительной степени представляли вид идеальный, и потому по ним можно судить не столько об истинном виде зданий, сколько о желаемом, о том, какими их хотели видеть современники. Скрупулезное  воспроизведение архитектуры мастерами "грыдоровально-ландшафтного дела" позволяет зрителю ХХI века представить Петербург эпохи барокко, столь изменившийся за прошедшие столетия. В первой половине XVIIIвека город преображался на глазах художника: дворцы и церкви часто уничтожались пожарами, а на их месте спешно возводились новые, многие постройки еще только закладывались или стояли в строительных лесах. Но искусству барокко не пристало изображать преходящее и сиюминутное, воспевать развалины и ветхие строения — согласно эстетике времени, надобно было показывать вечный и "приятный" вид города. Следуя этому принципу, Махаев изобразил на рисунке 1759—1760 гг. Петропавловский собор во всей красе, а ведь в это время он выглядел прискорбно: шпиль и деревянный купол были разрушены ударом молнии и пожаром еще в 1756 г., колокольня была разобрана и восстановлена лишь в конце 1760-х гг. Башню Кунсткамеры мастер нарисовал такой, какой она была до пожара 1747 г., и какой мы привыкли ее видеть после реконструкции 1947 г.[4] Известно, что при изображении исчезнувших и разрушенных зданий художник пользовался чертежами архитекторов и своими ранними зарисовками[5]. К архитектурным чертежам Зубов и Махаев прибегали и тогда, когда им необходимо было изобразить здания, находящиеся в процессе строительства [6].

Торжественные образы Петербурга, представленные А. Ф. Зубовым и М. И. Махаевым, проникнуты пафосом барокко, преображающим действительность в триумфально-театральное действо. Однако, следуя зову эпохи и воспевая Петербург идеальный, мастера стремились к конкретности изображения и жизненной правде, поэтому в их архитектурных панорамах жанровые сцены точны и насыщенны бытовыми подробностями, рассказывающими о городской жизни того времени. Впервые обитатели города появляются в гравюрах Зубова: крохотные персонажи разыгрывают красноречивые пантомимы, оживляя строгую парадность архитектурных ансамблей. В ведутах можно разглядеть изображенные с документальной точностью и оснастку кораблей, и работы по укреплению набережных, и убранство деревянных пристаней у дворцов знати, и водовзводный мост через реку Фонтанку (часть лиговского деревянного водопровода) и новомодные костюмы европейского покроя, и многое, многое другое. Сочетание документализма с художественным приукрашиванием действительности доносит неповторимый аромат эпохи, столь ценный для потомков. 

Гравюра была одним из самых распространенных видов изобразительного искусства XVIIIвека. Будучи в первое время своего появления на Руси (с XVI столетия) всецело связана с церковным книгопечатанием, во времена Петра I она приобрела самостоятельное светское значение как форма наиболее быстрого документального отражения важнейших событий. Петра I ценил гравюру за наглядность, скорость выполнения, возможность широкого распространения и со свойственной ему энергичностью использовал ее в просветительских и пропагандистских целях[7]. По его личному приказу гравюры рассылались по стране и за ее пределы: их продавали при типографиях в Петербурге и Москве, раздавали в войсках, дарили послам и посылали в письмах к европейским государям в качестве наглядных свидетельств успехов России. Петр I требовал от мастеров Московского печатного двора и Оружейной палаты, а с 1711 г. — Санкт-Петербургской типографии, скорейшего отражения в гравюрах каждого значимого события, что заставляло граверов работать "непрестанно и безотлучно"[8], дабы поспеть за стремительной чередой российских свершений.

Особое значение имеют видовые гравюры с изображением новопостроенного Петербурга. Воспевать красоту юного города и фиксировать важнейшие события государственной важности вверено было А. Ф. Зубову[9]. Почти все свои гравюры мастер выполнял по собственным рисункам, многие из них вошли в альбом "Эстампы разных деяний Петра Великого, доски с которых вырезаны еще при жизни его Величества"[10].

Огромная "Панорама Петербурга" (1716) в технике гравюры резцом по офортной подготовке была создана Зубовым всего через тринадцать лет после закладки крепости. Она была дополнена одиннадцатью небольшими гравюрами-клеймами, которые изображали важнейшие городские сооружения: Адмиралтейство, Летний дворец с Летним садом, Гостиный двор, Петергоф и др. Не прибегая к воздушной перспективе и используя средства линейного построения, художник развертывает город параллельно обрезу гравюры, в виде ленты, словно приглашая зрителя для знакомства с городом проплыть по Неве[11]. За рекой изображена панорама зданий — от Литейной стороны и Летнего сада, Васильевского острова до Троицкой церкви на Петроградской стороне; в центре — Петропавловская крепость. На переднем плане реки запечатлен один из столь любимых Петром I водных праздников, многочисленные палящие из пушек парусные суда, на одном из них — сам император с супругой.

На другой гравюре — "Торжественный ввод в Санкт-Питербурх взятых в плен шведских фрегатов 8 сентября 1720 года после победы на Гренгаме" (1720) — изображены четыре пленных фрегата, плывущие в кильватерном строю в сопровождении шести русских галер по Неве мимо салютующей на втором плане Петропавловской крепости[12]. Правее Петропавловской крепости — мост через Кронверкский пролив и Троицкая площадь с Гостиным двором, Троицкой церковью и зданием коллегий. На площади видна возведенная по этому торжественному случаю триумфальная пирамида с эмблемами, марширующие гвардейские роты и пленные шведские солдаты, матросы и офицеры.

Характерная черта зубовского метода построения пространства в ведутах — сочетание линейной перспективы и аксонометрического изображения отдельных сооружений. При этом в одной гравюре Зубов сопоставлял несколько частей городского пейзажа, словно продвигаясь вдоль линии домов, а каждый архитектурный фрагмент изображал в фас и наделял особой точкой схода. Излюбленный прием художника — показ фронтальной полосы архитектурных строений за шеренгой плывущих на первом плане кораблей. Всю верхнюю часть листа обычно занимает парящая в облаках лента с надписью, на "Панораме" ее поддерживают аллегорические фигуры и путти[13]. Это сочетание топографически тщательного воспроизведения архитектуры, любовного изображения убранства кораблей и пышного обрамления картуша с названием вида придает гравюрам Зубова особую декоративность и торжественность.

За полвека город вырос и его уже нельзя охватить одним взглядом. Теперь "малые" виды Петербурга, в виде клейм дополнявшие зубовскую панораму, становятся ведущим типом изображения: от художника середины XVIIIвека требуется уже не объять в одном листе всю ширь города, а пристально вглядеться в каждый архитектурный ансамбль. Такие изображения города, его улиц, площадей, набережных и отдельных его сооружений[14] выполнил М. И. Махаев[15]. Двенадцать из его городских видов[16] вошли в альбом "План столичного города Санкт-Петербурга с изображением знатнейших оного проспектов, изданный трудами императорской Академии наук и художеств Санкт-Петербурге". Альбом был отпечатан в мае 1753 г. "для славы и чести Российской империи" и предназначался для передачи "в подарок за море господам послам и посланникам и обретавшимся при чужестранных дворах российским министрам и в королевские тамошние библиотеки"[17]. 

М. И. Махаев не гравировал сам, а выполнял рисунки для последующего воспроизведения в технике резцовой гравюры на меди. Художник рисовал виды с натуры (говоря языком того времени, "снимал проспекты") с помощью специальных инструментов[18], после чего дорабатывал их в мастерской — дополнял кораблями, каретами и стаффажем[19], затем показывал придворному перспективисту и театральному живописцу Дж. Валериани (который возглавлял работы над "Планом Петербурга"), и после внесенных им поправок выполнял чистовой рисунок[20]. После того как чистовые рисунки утверждались на заседаниях Академии наук и художеств, по ним под руководством И. А. Соколова гравюру выполняли другие мастера — Г. А. Качалов, Е. Г. Виноградов, Я. В. Васильев, И. П. Еляков, Е. Т. Внуков, А. А. Греков. Работа Махаева над серией проспектов длилась пять лет: первые рисунки были выполнены в 1748 г., а гравюры напечатаны и переплетены в альбом в 1753 г.

Строгую и суховатую линейную перспективу, свойственную гравюрам петровской эпохи, Махаев обогатил мягкой и трепетной свето-воздушной средой. В отличие от Зубова, предпочитавшего фронтальные изображения, Махаев сочинял сложные диагональные композиции, на которых река или улица, подчиненные закону перспективы, уводит взгляд зрителя в глубину[21]. Мастерски выстраивая многоплановое пространство, художник пленяет зрителя игрой архитектурных масс, выявляя стилистические особенности барочных дворцов и подчеркивая умение зодчих "отдалять и завлекать". Дабы не нарушать иллюзорного пространства картины, картуш с гербом Петербурга и изящно написанное название вида выведены за пределы гравюры и помещены на свободном поле внизу листа. Работы Махаева знаменуют собой переход от перспективно-панорамных топографических изображений города к динамичной и эмоциональной пейзажной картине, наделенной (помимо подробного воспроизведения архитектурных сооружений) ярким художественным образом.

Всякий раз любуешься простором полноводной реки и разнообразными судами, являющимися ведущей интонацией невских ведут обоих мастеров. Если у А. Ф. Зубова преобладают военные фрегаты с наполненными ветром парусами, то у М. И. Махаева изображены и торговые суда, грузно продвигающиеся на веслах против течения, и медлительные гребные баркасы, и неповоротливые груженые плоты, с усилием удерживаемые кормчими, и двенадцати весельные яхты для парадных выездов с остекленными нарядными каютами, и стремительные лодочки для деловых разъездов [22].

 На гравюрах изображено так много кораблей и суденышек именно потому, что они в то время были основным видом городского транспорта[23]. При Петре Iне было возведено мостов через Неву, потому что "разрешить конструктивную задачу постройки большого постоянного моста в то время было невозможно, а всякий наплавной мост, несомненно, затруднял бы судоходство"[24]. Единственный наплавной мост, соединяющий Васильевский остров с Адмиралтейской стороной, появился лишь в 1727 г. — он изображен на гравюре М. И. Махаева[25]. Для развития водного транспорта Петр I повелел достаточное число новой конструкции "судов наделать и всем знатным господам безденежно раздать … дабы на оных могли беспрепятственно всюду ездить"[26]. Особое внимание уделялось наведению порядка в движении судов, поскольку они, передвигаясь вверх и вниз по течению, а также от одного берега к другому, мешали друг другу, нередко сталкивались, создавали возможность несчастных случаев, легко тонули, загромождая фарватер реки и причиняя большие убытки своим хозяевам[27]. Установлению порядка на водных магистралях Петр I посвятил ряд указов, а также "для лучшаго обучения определил ездить здешним жителям в воскресные дни на оных судах по Неве для гуляния"[28]. Кроме того, Петр I страстно любил и часто устраивал водные праздники. Как отмечал в мемуарах П. Г. Брюс, царь дарил придворным барки, яхты и лодки, "один день недели … был определен для смотра всех этих парусных и гребных судов, и сигнал об этом подавался с крепости. Когда шли на веслах по широкой реке в маленьких судах, это являло собой прекрасное зрелище; удовольствие увеличивали оркестры"[29]. Таким образом, обучение правилам водного движения сочеталось с демонстрацией благополучия государства и проходило в виде эффектного церемониального представления на Неве. 

Но, с другой стороны, на гравюрах потому так много кораблей, что художникам надо было для гармонизации композиции листа заполнить чем-то его первый план и уравновесить тем самым изображение архитектуры на втором и дальнем планах. На фронтальной панораме Зубова корабли плывут мимо зрителя, предопределяя движение его взгляда и словно приглашая проследовать вдоль невских берегов. Благодаря фрегатам, лодочкам и ботикам топографически тщательное изображение города оживает на глазах зрителя. Избрав диагональную композицию "проспектов" невских берегов с перспективным сокращением устремленных вдаль и сходящихся в центре листа набережных[30], Махаев точно нашел соотношение при изображении зданий и кораблей: взметнувшиеся в небеса мачты и реи с трепетным переплетением такелажа и развевающимися вымпелами контрастируют с линейным строем домов. К тому же мачты кораблей размещены так искусно, что закрывают области соединения изображений, которые были выполнены с разных позиций и поэтому имеют разные точки схода перспективы. Благодаря этой хитрости художника у зрителя складывается впечатление, что каждая из ведут выполнена с одного места и имеет единую точку схода.

Работы Зубова и Махаева представляют интерес с точки зрения изучения быта и костюма эпохи, поскольку люди изображены на них столь же детально, что и архитектура. Заботясь о целостном художественном образе графического листа, художники мастерски вписывали группы и фигуры стаффажа в общий ритм изображения архитектурных масс[31]. При этом большинство сценок, которые отражают быт всех слоев населения, созданы на основе натурных зарисовок на городских улицах и набережных. Благодаря населившим гравюры фигуркам Петербург Зубова и Махаева живет повседневной жизнью, полной суеты и забот, столь отдаленной, а потому и столь занимательной для современного зрителя. По набережным и улицам мчатся запряженные четверкой или шестеркой лошадей кареты и коляски, зимой — сани, возки и розвальни; торопливо скачут курьеры и гарцуют всадники на чистокровных конях; происходит развод караула и маршируют солдаты; матросы и гребцы заняты своей будничной работой; спешит простой люд; неспешно прогуливаются дворяне и чопорно раскланиваются при встречах; фонарщик, встав на одно колено на переносной раскладной лесенке, чистит и заправляет маслом лампу на мосту; служанка с ведрами на коромыслах спустилась за водой к реке Мойке. Тщательно прорисованные жанровые сценки позволяют зрителю понять назначение зданий и площадей: у Летнего дворца галантно раскланиваются придворные, а перед Третьим Зимним дворцом — столпотворение нарядных карет; на площади перед зданием Государственных коллегий толпа внемлет "публикации" (прочтению вслух указов под барабанный бой); на Адмиралтейском лугу идут в параде войска и тут же пасутся дворцовые коровы; на пристани у Гостиного двора выгружают с кораблей товары; в начале Невской першпективы разносчики бойко предлагают свой товар; на невских набережных трудятся каменотесы, а  на берегу Фонтанки рабочие укладывают бревна; у Галерной гавани стоит на якорях только что спущенный фрегат — его мачты еще голы и не убраны парусами, но уже гордо реет над ним Андреевский флаг.

Главным мотивом изображения для обоих художников — и А. Ф. Зубова и М. И. Махаева — был архитектурный образ города, который изумлял иностранцев сочетанием своей юности и грандиозным размахом. Если у Зубова Петербург — столица марсовых побед и морских триумфов, Неву вспенивают боевые фрегаты Балтийского флота и гордо взвиваются дымы от десятков салютующих пушек над кораблями и бастионами  крепостей, то у Махаева — мажорный и величавый город барочных дворцов, сказочно-пышное убранство которых передано со множеством подробностей, а по реке идут торговые и прогулочные суда. Это различие авторского видения наглядно передает восприятие невской столицы современниками художников и совершившееся за полвека преображение Санкт-Петербурга из крепости на болотистой местности в прекраснейший европейский город. Праздничный и жизнеутверждающий стиль гравюр мастеров всецело соответствует петровскому и елизаветинскому периодам русской культуры.

Тщательность исполнения, наглядность и насыщенность подробностями, делающими гравюры А. Ф. Зубова и М. И. Махаева документами эпохи, обусловливают их ценность как в научной, так и в педагогической деятельности. Традиционно воспроизведения гравюр служат иллюстративным материалом в учебниках и на лекциях по истории архитектуры и изобразительного искусства. Разглядывание мелких деталей гравюр привлекает студентов, изучающих художественную культуру. Появляется возможность представить развитие Петербурга в динамике, ответить на столь важные для начинающего историка культуры вопросы: что было на этом месте раньше, как выглядело здание в то или иное время, как менялась культурная среда города, и многие-многие другие. Внимательный зритель способен увидеть разворачивающуюся в каждом графическом листе историю из жизни города. Виртуозность перспективного построения гравюр, их композиционная гармоничность в сочетании с живостью и жизненностью стаффажа представляет особенный интерес для студентов-художников, перед которыми на пленэре встает трудная задача изображения многопланового архитектурного пейзажа. Графический анализ и осмысление композиционного строя первых изображений Петербурга приносит учащимся существенную пользу в их работе над архитектурными панорамами.

Можно видеть, что изображения Петербурга, выполненные А. Ф. Зубовым и М. И. Махаевым, способствуют изучению различных аспектов культуры Петербурга первой половины XVIIIвека: архитектурных черт города эпохи барокко, облика триумфальных сооружений, порядка праздничных действ, особенностей убранства карет и оснастки кораблей, покроя костюмов и многого другого.

 

 

 

Сведения об авторе:

Васильева Алёна Александровна — кандидат искусствоведения, доцент кафедры рисунка Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена.