Алена ВАСИЛЬЕВА
PERPETUMMOBILE СОВРЕМЕННОГО БАЛЕТА
или
ТРИ БАЛЕТА ДЖОНА НОЙМАЙЕРА В МАРИИНСКОМ ТЕАТРЕ
Опубликовано в журнале Педагогические вести. — 2001. — май. — № 6-7. — С. 7.
«Мои балеты — не развлечение, не искусство лишь для глаз. Для меня речь всегда идет о больших человеческих проблемах и основных жизненных ситуациях».
Джон Ноймайер
Сенсацией этого театрального сезона стала премьера в Мариинском театре — первая в России постановка именитого хореографа Джона Ноймайера. Со времен Петипа на российских сценах не работали приглашенные европейские балетмейстеры (гастролировали — да, но не ставили новые балеты). Джон Ноймайер — знаковая фигура мирового балета: директор Гамбургского балета, превративший Staatsoper в объект балетного паломничества, автор более 100 спектаклей, обладатель престижных премий и наград королевских домов Европы.
В Петербурге Ноймайер поставил трехчастный спектакль из трех балетов. Два их них были созданы ещё в 90-х гг. и перенесены на петербургскую сцену: «SpringandFall (Весна и осень)» на серенаду для стунного оркестра А. Дворжака и «Nowandthen(Теперь и тогда)» на фортепианный концерт М. Равеля.
Мировой премьерой стал третий балет — «Звуки пустых страниц», на музыку А. Шнитке (Концерт для альта с оркестром, 1985) — его балетмейстер сочинил и поставил специально для Мариинского театра. Это вызвало у балетмейстера определенные трудности: петербургская труппа организована согласно принципам ХIХ века — премьеры, солисты, корифеи, и огромный кордебалет. Позиция Ноймайера: «ставить на ансамбль», поднимать кордебалет до уровня звезд – У. Лопаткиной, С. Захаровой, Д. Вишневой, В. Баранова, А. Фадеева. И балетмейстер осуществил свой замысел — ведь учиться новому, неклассическому языку хореографии пришлось всем артистам на равных.
Все три опуса представляют собой балеты-симфонии: их смысл и хореография исходят из музыки (в отличие сюжетных балетов, создающихся на либретто или литературное сочинение, под которые подбирается музыка). Здесь первична музыка, в ней хореограф интуитивно прозревает эмоциональную и пластическую идею, подобно тому, как ваятель видит в глыбе камня будущую скульптуру. Пиетет перед симфоническим произведением обязует хореографа не «привязывать» к нему конкретного сюжета, поэтому его творения умышленно метафоричны и ассоциативны.
Сюита хореографических миниатюр Ноймайера — своего рода трилогия о Жизни. Первый балет окрашен весенней взволнованностью любви, второй исполнен урбанистическими ритмами, третий — диалог Гения и Смерти. Трепетность всепоглощающей юной любви (тезис — I часть) противопоставлена хореографом жесткой обособленности городского общества (антитезис — II часть); в III части Любовь и общество переплетаются в потоке воспоминаний Гения, представшего пред ликом Смерти (синтез). В двух балетах (I и III) Ноймайер выступает как сценограф и автор концепции света. Постепенное нарастание эмоциональной напряженности спектакля проявляется в цвете: от лирического лилейно-зеленого (I) к траурно-черному (III), замыкая вовнутрь тревожаще-красное (II, сценограф З. Браун). Триада выстроена предельно строго: извечны Любовь (I) и Смерть (III), пребывающие вне времени и пространства, Город (III) — земной мир и принадлежит своей эпохе.
«Звуки пустых страниц» — притча о Жизни и Смерти. Импульсом к нему стал образ пустых страниц, которые никогда не будут заполнены нотами. Обращение хореографа к музыке Шнитке, есть дань памяти друга и дар стране, где он жил так долго. Композитор подчеркивал мемориальный характер своего сочинения: «Концерт для альта имеет в каком-то смысле завершающее значение, ведь спустя 9 дней после окончания работы у меня случился инсульт… Как будто предугадывая то, что будет, я написал музыку, которая характеризуется ощущением торопливого бега по жизни во II части — и медленной и грустной ретростпективой на грани смерти в III части».
5 белых листов-планшетов на бездонно пустой и бездонно черной сцене. С напряжением выводимая на них линия обрывается бессильным росчерком: это срывается перо в руке Композитора. Словно захлебнувшаяся кардиограмма, этот зигзаг пронзает весь балет, став его нервом. Стоическое предстояние у «бездны мрачной на краю» окутано образами-воспоминаниями, приносящими герою отраду и страдание: Музы, жестокосердная Толпа, Возлюбленная и вечный спор с Alterego. Листы повержены — они останутся пустыми. Навсегда. Дуэт Композитора со Смертью исполнен лирической исповедальности и стойкости духа. Пронзая последний лист, Композитор уходит в бездну, оставив черную дыру как прозрение тайны бытия в последнем своем концерте.
Финальный балет придает трехчастному спектаклю символическую целостность, но не ставит точку — ибо прорыв в трансцендентное оставляет миру написанные страницы.
Постановка Ноймайера — симбиоз страдающего переживания и интеллектуальной рефлексии. Откровенная рассудочность «непрерывного движения эмоции» предстает в образе философичного ребуса, требующего рациональной разгадки больше, чем чувственного отклика. Балеты Ноймайера подобны инсталляции в пространстве академического музея (каковым часто и заслуженно величают Мариинский театр). Дадут ли они импульс театру, как некогда гастроли Дункан, Баланчина и Бежара, или останутся эпатажным экспериментом? Насколько органично (и надолго ли) впишутся они в репертуар петербургской труппы, искони живущей и творящей в традиции «музыка для глаз»?
Алена ВАСИЛЬЕВА
Фотографии из буклета
1. Два Маэстро: Джон Ноймаер и Альфред Шнитке. 1989.
2. У. Лопаткина и В. Баранов на репетиции балета «Звуки пустых страниц»